Перевод Евгения Ревзина под редакцией Татьяны Коваленко и Елены Ревзиной

Начну с ключевых тезисов. С точки зрения Юнга, образы нашего воображения могут быть рассмотрены как выражения психической энергии. В этой связи особенно важны образы активного воображения и диалог с внутренними фигурами активного воображения. Кроме того в активном воображении переживается формирование образов. Существует связь между комплексами в понимании Юнга и нашим воображением, поскольку именно комплексы определяют жизнь наших фантазий. Далее, эпизоды комплекса – это эпизоды тяжелой дисфункции в отношениях, которые постоянно повторяются и интернализуются нашей памятью. Иными словами, в повседневных отношениях человека с другими людьми целостный эпизод комплекса интернализуется и может констеллироваться. Это прежде всего образ ребенка и связанный с ним эмоционально заряженный образ агрессора.

При этом внутренние диалоги, которые мы ведем, необязательно развивают наше активное воображение, иногда они являются выражением эпизода комплекса и напоминают бесплодные монологи. Если клиент тяготеет именно к такому активному воображению, оно не становится источником новых символов и новых поведенческих паттернов. Напротив, тогда сохраняются и укрепляются старые паттерны, и воображение такого рода обязательно нуждается в интервенциях аналитика. В докладе обсуждаются несколько таких случаев.

Для меня активное воображение представляет собой концентрацию на фантазиях и возможность позволить этим фантазиям свободно развиваться: «я вижу птицу, слежу за ее полетом, она проводит меня в определенное место, которое я могу описать. Птица и место становятся для меня триггером какой-то особой эмоции, я могу кого-то встретить в этом месте или просто следовать за дальнейшим полетом птицы».

Итак. Термин «активное воображение» трактуется в аналитической психологии достаточно широко. С моей точки зрения, смысл такого воображения – создание особого рода взаимодействия сознания и бессознательного. Для Юнга же в свое время была важна связь активного воображения с формированием символа как его визуализацией или даже презентацией в рисунках, живописи, скульптуре и даже в танце. Замечу, кстати, что телесное воплощение символа в танце кажется очень перспективным и так пока и не развитым в аналитической психологии направлением исследования. В конце концов Юнг пришел к тому, что к активному воображению относится только разработка образов в фантазиях во время бодрствования в активном взаимодействии друг с другом.

Впервые же Юнг употребляет термин «активное воображение» в своем эссе «Трансцедентная функция», которая собственно посвящена осмыслению того, каким образом люди создают и оформляют свои фантазии, как это связано с образованием символов. Более подробно тема активного воображения продолжена в предисловии к «Тайне золотого цветка», там Юнг подчеркивает, как важно исключить позицию внутреннего критика, дать образам возможность свободно течь, что и является необходимым условием создания фантазий. Свободному развитию таких образов всегда мешает тревога.

Я, в отличие от Юнга, полагаю, что внутренний критик также может быть визуализирован в активном воображении и с ним можно вступать в контакт. В письме мистеру О. 1947 г. Юнг кратко описывает свое понимание активного воображения:

Суть в том, что вы начинаете с любого образа, например, с этой желтой массы в сновидении. Созерцайте ее и тщательно наблюдайте, как картина начнет разворачиваться или меняться. Не пытайтесь что-то сделать, ничего не делайте, а просто наблюдайте за спонтанными изменениями. Любая умственная картина, которую вы таким образом наблюдаете, рано или поздно изменится через спонтанные ассоциации, вызывающие легкие перемены. Нужно избегать нетерпеливого перепрыгивания от одной темы к другой. Держитесь за один выбранный образ и ждите, пока он не изменится. Отмечайте все изменения и, в конечном счете, сами вступите в происходящее, и если это говорящая фигура, скажите ей то, что нужно, и выслушайте то, что она скажет.

Так вы можете не только анализировать бессознательное, но и даете бессознательному возможность анализировать себя, и вследствие этого вы постепенно создаете единство сознания и бессознательного, без которого не может быть индивидуации.

(Мистеру О., 2 мая 1947 г)

В этом описании явно выражено, что наблюдение за внутренним образом так же важно, как и диалоги с внутренними фигурами, если они возможны. Мы можем также увидеть, что модель образования символов, предложенная Юнгом, может реализовываться и в практике активного воображения: бессознательное в нем может быть воспринято, за ним необходимо наблюдать и принимать; в диалоге с Эго, мерцающим в активном воображении, отражения сознательного и бессознательного могут меняться, выражаться в меняющихся символах или в образовании новых символов, и тогда они становятся якорными точками процесса индивидуации, и в этом процессе отражения и развития контакта сознательного и бессознательного человек может стать тем, кем он является на самом деле и кем он до сих пор никогда не был. Техника процесса индивидуации и активного воображения в контексте образования символов, таким образом – это одна и та же техника.

Юнг оставил нам также важное определение воображения: «Воображение - это репродуктивная или креативная функция сознания вообще, она не носит частный характер, потому что участвует во всех формах психической активности». Фантазии, в свою очередь, как один из продуктов воображения — это, следовательно, прямое выражение психической жизни, психической энергии, которая может проявляться в сознании только в форме образов или образных содержаний, что доказывается, кстати, нейропсихологическими исследованиями.

Комплексы. В понимании Юнга между комплексами и воображением есть соответствие. Цитирую: «Комплекс формирует миниатюрную самодостаточную модель психики, которая развивает собственную жизнь своих фантазий, при этом фантазия, еще раз, является спонтанной психической активностью. Во время сна фантазии принимают форму сновидений, но и в состоянии бодрствования человек продолжает сновидеть за пределами своего сознания под влиянием подавленных или вытесненных бессознательных комплексов». Отмечу, что уже в 1916 г. Юнг указывал на эмоционально заряженные содержания как на отправную точку воображения, т.е. фантазий, и на образы как на отправную точку формирования символов. Комплексы при этом рассматриваются как синтез энергии, группирующийся вокруг сильного эмоционального внутреннего заряда и активизирующийся каждый раз, когда человек переживает болезненный опыт или событие, которое его захватывает. Каждый опыт со сходной эмоцией или тематикой идентифицируется и понимается сквозь призму комплекса и наполняет этот комплекс новой силой.

Комплексы, как мы знаем, показывают уязвимые части психики, но одновременно имеют собственную активность как центры энергии, выраженные в собственной эмоции этих комплексов и создающие жизнь психики, которая и создает воображение. Комплексы мешают человеку в развитии главного Эго-комплекса, но в них также заложены условия для развития новых жизненных возможностей, которые, как писал Юнг, «возникают, если мы принимаем комплексы и позволяем им проявлять себя в фантазиях». Комплексы выражают центральные проблемы нашей жизни. Именно они и определяют диспозиции нашей психики. Символы и символические образы, связанные с соответствующими эмоциями, одновременно являются выражениями комплекса и точками, в которые устремлена энергия комплекса.

Теперь практический пример. Имея в виду вышеприведенные теоретические выкладки, возможно сконцентрироваться на доминирующей эмоции и подождать появления образа, который лучше всего изображает психическую ситуацию, ставшую триггером этой эмоции. 26-летний пациент говорит, что переживает гнев. Описывать свой гнев он может только словами «я готов разорвать весь мир на куски». Я прошу его сконцентрироваться на его гневе, упомянув, что, возможно, в результате концентрации у него возникнет новый внутренний образ. Вот его образ: «Я в доме, больше похожем на хижину. Со всех сторон приближаются люди, которые атакуют дом. Я пытаюсь защищаться, но безуспешно. Слишком много людей, слишком много атакующих. Это похоже на боевик. Я ставлю комод перед дверью, и тогда они начинают лезть в окна. Я пытаюсь выбрасывать их назад, но вскоре выбиваюсь из сил. Тогда меня охватывает страх: что они собираются сделать со мной?»

Итак, теперь у нас есть не только гнев. Теперь у человека есть картина, изображающая ситуацию его гнева и объясняющая его злость. Он чувствует угрозу со всех сторон, испытывая сильную тревогу, от которой пытается героически защититься своим гневом. Воображение помогло ему понять свою тревогу, прежде он был убежден, что никогда ничего не боялся, а просто переживал гнев.

Конечно, необходимо идентифицировать значимые фигуры, атакующие его дом. То, что хочет нас захватить, обычно слишком долго было заперто внутри нас. Поэтому теперь эти фигуры хотят стать частью его жизни в его доме. Гнев и тревога могут быть рассмотрены в связи с эпизодом комплекса.

Комплексы, когда они актуализируются, являются выражением тяжелого опыта в отношениях. Эти комплексы констеллируются в повседневной жизни, потому что в разных отношениях мы обычно сталкиваемся с одними и теми же трудностями в повседневной жизни, потому что при актуализации комплекса мы воспринимаем трудности сквозь призму констеллированного комплекса. То же самое происходит в аналитических отношениях. В повседневной жизни такие опыты раздражают. Моя пациентка сказала: «Я всюду испытываю одно и то же напряжение — на работе, дома, в поезде, в церкви, в вашем кабинете мир угрожает мне». В терапевтических отношениях мы поддерживаем констелляцию эпизода комплекса, поскольку она показывает высшую проблему отношений, которая может быть проработана и таким образом решена, что, конечно, связано с переносом и контрпереносом.

Эпизод комплекса - эпизод дисфункции в отношениях, который постоянно проявляется более или менее однородно и в основе которого находится информация об отношениях между самовосприятием ребенка и атакующей фигурой взрослого, связанная с определенным эмоциональным опытом в осознанных ситуациях этих трудных отношений. Они касаются трудного эмоционального опыта, и они интернализуются эпизодической памятью.

Я думаю, что эпизод комплекса проявляется в раннем детстве, хотя Юнг и считал, что человек создает комплексы всю жизнь. Когда мы говорим об интернализации в памяти, имеется в виду, что весь эпизод комплекса целиком – ребенок, агрессор, разыгранная между ними история – интернализован и может активироваться. Хотя всегда и происходит идентификация с детской частью эпизода комплекса, и человек остается убежденным, что весь мир атакует его так же, как атакующие фигуры в эпизоде комплекса, можно идентифицироваться и с атакующими фигурами – это зависит от того, как человек вообще привык относиться к окружающим.

Вернемся к активному воображению. В письме фрау Биркхойзер от 1950 г. Юнг пишет:

Вы должны сами вступить в фантазию и вынудить фигуры дать ответ. Только так бессознательное интегрируется с сознанием посредством диалектической процедуры, диалога между вами и бессознательными фигурами. Все, что происходит в фантазии, должно происходить с вами. Нельзя допустить, чтобы вас представляла фигура из фантазии. Вы должны защищать эго и только позволять его изменение бессознательным, равно как и последнее следует признавать и не допускать подавления и ассимиляции эго.

Настойчивость Юнга в том, что касается необходимости разделения Эго и фигур бессознательного, может быть связана с его собственным опытом. Кажется, что он сам идентифицировался с внутренними фигурами и тяжело принимал такую идентификацию. Юнг описал важное развитие в процессах своего активного воображения в «Красной книге»: «Возможно, большую часть того, что я описал в предыдущих разделах этой книги, подарил мне Филемон. Я был как будто последовательно отравлен им, но теперь я заметил, что Филемон приобрел форму, отличную от меня». Эта ремарка касается различий между Эго Юнга и внутренней фигурой старого мудреца. Не сам Юнг является в своем воображении мудрецом, но у него есть доступ к фигуре мудреца. Озабоченность слишком сильной идентификацией с такой внутренней фигурой, а следовательно, возможностью наделить Эго-комплекс слишком сильной властью, которая ему не принадлежит, подразумевает, что в таких условиях Эго начинает терять почву под ногами, прослеживается во всех рассуждениях Юнга об активном воображении. Несмотря на это, каким бы важным ни казалось различие между Эго и фигурами бессознательного, за процессом их взаимодействия можно наблюдать. Эмоционально заряженные фигуры Других в активном воображении прежде всего переживаются в диссоциации, потом в идентификации, и постепенно устанавливаются отношения, которые становятся очень важными.

На сознательном уровне основной заботой Юнга было вступить в контакт с диссоциированной частью психики с помощью техники активного воображения. Многочисленные воображения самого Юнга, отраженные в Красной книге, суть прежде всего попытки встроить множество внутренних фигур в воображение и дать их энергии и эмоциональной заряженности доступ к сознанию. А значит (Юнг приводит различные доказательства), что дезинтеграция и расщепление комплексов может быть связано символическим путем, особенно через активное воображение, с сознанием. Или, на более глобальном уровне, целостность человека может быть восстановлена через работу с символами. На мой взгляд, это имеет огромное значение для современной юнгианской психологии. Предпосылкой остановки расщепления личности в этой связи может стать установление идентификации и отказ от нее, выявление отщепленных частей и установление контакта с ними.

Перейдем к практике. Внутренние диалоги необязательно являются активным воображением. Чаще они выражают эпизоды комплекса и напоминают бесплодные монологи. Воображения такого рода постоянно повторяются без изменений, потому что течению образов мешает слишком сильная тревога, не возникают ни новые символы, ни новые возможности поведения. Наоборот, диссоциация поддерживается, и старые поведенческие паттерны сохраняются и укрепляются. В результате, в том числе, в качестве компенсации эпизода комплекса возникают комфортные внутренние фигуры, что иногда может быть очень значимо, но само по себе не приводит ни к каким изменениям.

Клиническая виньетка

Женщина вышла замуж незадолго до защиты диплома и ее провалила. Вскоре она стала матерью и домохозяйкой, и теперь, в 46 лет, пришла в терапию с запросом о новом смысле жизни. «Что-то во мне говорит, что все, что я делала в жизни, было неверным. Я вышла замуж не за того человека, не в тот момент, и я выбрала неверный образ жизни.

Я попросила ее описать это «что-то во мне» более детально. Вот ее воображение:

Я вижу судью в черной мантии, в островерхой шляпе, как у моего деда, в очках, похожих на очки моего дяди, с пытливым лицом, которое часто бывает у садистичных людей. Он выше меня ростом, и он возвышается надо мной. Я полностью в его власти. Он излагает хорошо известные сентенции, я чувствую стыд, я готова сгореть от стыда. Я должна была сама понять все, о чем он говорит. Я прошу прощения и хочу ему понравиться.

Я прерываю ее, говоря: «Это не работает». Я прошу ее представить себе более глубокие расслабляющие образы. Ей удается, и она начинает чувствовать себя лучше. Судья – внутренняя фигура, составленная из разных авторитетных для нее людей, выносит приговор, и полная стыда анализантка хочет исправить все. Я делаю интервенцию: «Ваше желание – иллюзия. Все поправить – бессмысленный уровень абстракции, любое исправление требует очень конкретных маленьких шагов». Мы отмечаем с анализанткой, что судья использует фразы «всегда» и «делаешь все неправильно». Мы скептически с ней эти фразы теперь воспринимаем, потому что «всегда» означает «никогда», а «делать неправильно все» практически невозможно. Я спрашиваю анализантку, как она может объяснить именно такую жизнь, которую она вела, ведь если бы у нее не было вообще никаких оснований поступать так, как она поступала, она бы давно свою жизнь изменила. Мы также проясняем, почему она придает судье такое значение, помещая его над собой, и почему он вообще важнее ее.

Очевидно, что случай связан прежде всего с эпизодом комплекса. Атакующая фигура – это всегда сумма памяти об определенных людях, в данном случае оценивающих и осуждающих ее. Эпизод комплекса всегда можно обнаружить в нарративе, а в ее нарративе постоянно проявлялся очень важный, очень процветающий и успешный, очень требовательный дед, который мучил не только ее, но и ее родителей. Я предложила ей еще одно активное воображение, в котором анализантка могла бы быть более активной. Я предложила ей обратиться к разочарованию судьи (потому что такой обвинительный пафос всегда связан с разочарованием). Она обратилась к судье:

(А) (Анализантка): Ты разочарован во мне.

(С.) (Судья): Ты все делаешь неверно, ты всегда ошибаешься.

(А.): Почему ты никогда не говоришь «видишь», а всегда только «делаешь»?

(С.): Я всегда говорил только «делать». Ты тоже можешь говорить «делать», обращаясь ко мне.

(А).: Нет, я не хочу. Я хочу, чтобы ты говорил «видеть».

(С.): Как хочешь. Это ничего не меняет в том, что ты неудачница.

(А.): Это так тебя беспокоит?

(С.): Конечно. У меня были большие ожидания от тебя. Конечно, ты всего лишь женщина, но что-то ты могла сделать, даже учитывая размер твоего ума. И потом эта вечная лень.

(А.): Это была страсть, а не лень.

(С.): Это была лень. Много суеты, и может быть, немного страсти. Но можно было жить в мире страсти и защитить диплом.

(А.): Теперь я это ясно вижу.

(С.: А теперь тогда какое оправдание?

(А.): Я все время волновалась, а не мирилась. Да, я никогда не соответствовала твоим ожиданиям.

(С.): И тебе придется с этим смириться.

Диалог (я не думаю, что в таком виде его можно назвать активным воображением) продолжался так неделями. Внутренний судья стал точным и внимательным, он теперь обращаться к тем сторонам жизни, которые анализантка при желании и на самом деле могла бы изменить. Она все лучше понимала, что не хочет подчиняться судье по множеству пунктов, за которые наконец оказалось готовой взять ответственность на себя. Ей также стало ясно, что судья просто обесценивает женщин, и ее это шокировало. Наконец стала возможна сепарация от фигуры деструктивного авторитета в эпизоде комплекса. Когда анализантка стала активно работать с комплексом, она вдруг почувствовала, что больше не жертва, хотя время от времени и ощущала беспомощность. Судья в этом комплексе становился все менее разрушительным, что означало, что анализантка успешно боролась со своей собственной деструктивностью. Очень близко к уровню сознания анализантка проработала в своем воображении важнейший эпизод комплекса. Она получила новые инсайты, судья тоже изменился. В ее внутренней картине он приобрел более дружелюбные черты, лицо стало более расслабленней, и время от времени он признавал, что у него нет ответов на некоторые вопросы. Когда анализантка начала говорить об экзистенциально важных опытах, прекратился конфликт между «делать» и «видеть»,. Так или иначе, пояавилась возможность больше не обращать внимания на «делать» судьи, она создала изначальную дистанцию между собой и внутренней фигурой, впервые возникшей сознательно в ее воображении.

Затем в этом активном воображении, таком близком к сознанию и повседневной речи, появилась возможность вступить в диалог с бессознательным, диалог, в котором сознательное и бессознательное могут измениться. Этот диалог заменил прежние садомазохистические отношения, проявившиеся в том, как судья принимал решения об Эго анализантки. Бессознательное может быть настолько захватывающим, только тогда, когда Эго нечего ему противопоставить, когда структура Эго так слаба, что она не может быть активным.

Здесь возникает граница активного воображения, метода, который требует хорошо структурированного Эго как партнера бессознательного по диалогу. Мы не можем ожидать хорошо структурированное Эго у каждого человека в каждой жизненной ситуации Поэтому я разработала возможности применения разных способов активного воображения, особенно того, как аналитик может укрепить Эго анализанта в процессе создания воображения. В обучающем процессе анализант может использовать помощь и совет аналитика, стать более храбрым в воображении, стать готовым к диалогу с внутренними фигурами. Структура Эго может укрепиться, а активное воображение — развиваться без управления аналитиком. Это помогает отделить Эго-комплекс от родительских комплексов, от эпизодов родительских комплексов и отделить Эго от не-Эго. Может звучать парадоксально, но аналитик предоставляет свое Эго для сотрудничества, помогает анализанту получить лучшую Эго-структуру, и, очевидно, возможность работы с активным воображением. В целом активное воображение работает с эмоционально важными фантазийными образами, с сильными эмоциями, из которых концентрируется тревожный аффект. Цель тогда состоит в том, чтобы понять, какие более глубокие и важные содержания скрываются за эмоционально заряженными образами. Также могут помочь инструкции, особенно в работе с тревожными людьми. Вот возможные инструкции для работы с активным воображением: «выберите пейзаж с водоемом. Кто-то приближается к вам. Посмотрите на эту фигуру: если она вам понравится, вступите с ней в контакт. Она хочет вам что-то сказать? Она что-то показывает вам своим видом, поведением, она что-то говорит вам. Отреагируйте так же, как вы бы поступили в обычных обстоятельствах, и посмотрите, что произойдет».

Еще одна клиническая виньетка.

35-летняя женщина пришла в анализ, так как в различных ситуациях испытывала тревогу и неуверенность. У нее был хороший доступ к воображению, поэтому она часто работала с активным воображением. Один из ее эпизодов комплекса очень похож на эпизод с внутренним судьей, но является менее деструктивным. После сеттинга раз в неделю она попросила второй час. Затем она пожаловалась, что новый сеттинг ей выдерживать очень тяжело и она не понимает почему. Я дала ей инструкции и попросила ее сконцентрироваться на чувстве тяжести в активном воображении. Она записала свое активное воображение, проведенное прямо во время сессии: «Я вижу прекрасный горный пейзаж. Там долина, в ней распускаются листья и цветы на деревьях. За деревьями источник и возле него камень. На нем сидит старец с длинной белой бородой. У него мрачное выражение лица, он смотрит на меня очень серьезно, в глазах у него вопрос. Я не могу услышать, что он говорит, и чувствую стыд. Не могу понять, почему в голову приходит всякая чепуха. Старец смотрит на меня вопросительно, а я все время чувствую стыд, когда он смотрит на меня с вопросом в глазах. Я подхожу к источнику, сажусь рядом с камнем и говорю: «Когда ты на меня так смотришь, я чувствую вину, как будто сделала что-то неправильно». Старик возражает: «Все не может быть хорошо, всегда есть что-то плохое. Ты должна уподобиться воде в источнике, которая просто всегда течет, ни на что не отвлекаясь». Но я по-прежнему концентрируюсь на том, что я сделала не так. Он продолжает бормотать: «Просто всегда течет, всегда течет...». Я перестаю думать о том, что сделала не так, начинаю смотреть за текущей водой, понимаю, как вокруг тихо и спокойно. Я смотрю на старца, он целиком сконцентрирован на текущей воде. Внезапно я замечаю еще одного мужчину, гораздо моложе, очень высокомерного, в модной рубашке без рукавов. Он иронически смотрит на меня. Я впадаю в ярость. Он говорит: «Да-да, просто вот так сиди у источника, смотри на воду, ничего не делай. Никакой ответственности. Так и сиди, пока не умрешь». Он говорит с огромным презрением.

(А.): Как тебе хватило наглости поливать грязью мои чувства от встречи с источником?

(М.) (Мужчина): Я не поливаю тебя грязью.

(А.): Но ты насмехаешься надо мной.

(М.): Если насмешки тебя задевают, то это твоя проблема.

Я понимаю, что он прав. Но я должна оставаться в тишине. Я не знаю, как заставить его замолчать. Я хочу заткнуть ему рот, но он гораздо выше меня и сильнее. В голову приходят только мысли о насилии, но он точно меня сильнее, и я не могу заставить его заткнуться. У меня нет камня, чтобы бросить в него. Он снова насмешливо на меня смотрит. Я смотрю на старца и думаю, что он должен мне помочь, но он полностью погружен в созерцание воды в источнике. Он смотрит на ту точку, в которой вода выходит из земли. Я решаю делать то же самое. Я чувствую, что моя злость постепенно уходит, я стараюсь не смотреть на неприятного типа. Я концентрируюсь на воде и после продолжительного времени смотрю на спокойное лицо старца. Высокомерный парень ушел. Я тоже ухожу, я знаю, что старец будет заботиться об источнике, и я могу вернуться, когда захочу. Я возвращаюсь в город».

Во время активного воображения и после него анализантка была очень впечатлена способностью старца к концентрации, его спокойствием. Она была довольна, что также может концентрироваться на текущей воде. «На важном» - как она сказала. Этот образ стал для нее ключевым в повседневной жизни. Если она чувствовала стыд, если чувствовала, что поступала неправильно, она могла пробудить этот образ, вернуться к нему и так создать дистанцию между собой и своим чувством стыда. Но в ее воображении этот образ был так же важен, как и тревожащий образ высокомерного мужчины. Она воплотила в этом образе ту свою часть, которая хотела большей активности и ответственности, но в воображении он вел себя только критично. Его аргументы могли быть важными. Анализантка еще не в том возрасте, чтобы отвратиться от мира, но мужчина высмеял очень важный для нее опыт. В контексте эпизода комплекса мужчина является по отношению к анализантке воплощением выскокомерия. Она хочет вступить с ним в контакт. Насилие не лучший путь. Но хороший путь - концентрация на воде, появляющейся и исчезающей в земле. Вода как энергия, появляющаяся из тьмы, помогла ей увидеть себя, свой центр. Старец показал ей, что делать. Образ затронул идею начала, представление о том, что вода в источнике неисчерпаема, что, в свою очередь, пробудило веру: жизнь течет, возникают новые возможности. За пределами этого опыта анализантка оказалась в состоянии проработать эпизод комплекса — высокомерного мужчину, особенно свою идентификацию с ним, свое собственное высокомерие. В конце воображения она вернулась в город, к месту своей работы, взаимодействия с другими людьми.

Активное воображение часто определяется Юнгом как метод, позволяющий вступить в контакт с разрушающими аффектами. Эмоции в результате становятся все более и более определенными, годными для восприятия, в котором они могут быть проработаны, продуманы и поняты. Техника воображения также очень важна в работе со сновидениями. Процесс проработки образов должен заканчиваться ожиданием появления новых идей. Это особенно справедливо для воображения. Психический материал, переведенный в видимую форму, указывает на дальнейшее развитие человека или предлагает его пути. Если активное воображение переживается как медитация и практикуется регулярно, мы предлагаем нашей психике возможность раскрыться. Эпизоды комплекса хорошо проявляются, когда мы в опасности, когда наше Эго в опасности, тогда возможно обнаружить, какие именно внутренние фигуры помогают и поддерживают. Иногда мы можем проработать эпизод комплекса в активном воображении и в обычных обстоятельствах жизни. И тогда оно убеждает, что наш внутренний мир можно структурировать и изменять.

Юнг неоднократно подчеркивал, что активное воображение должно венчать анализ в качестве возможности для анализанта стать менее зависимым от аналитика, поскольку в нем бессознательное анализирует не аналитик, а сам анализант. Может быть, именно то обстоятельство, что Юнг связывал активное воображение с окончанием анализа, повлияло на восприятие активного воображения как трудного метода. Юнг и некоторые его последователи, в частности М.-Л. фон Франц, часто использовали активное воображение, просили анализантов выполнять его дома, записывать и приносить на сессию. Аналитик читал записи и не давал никаких комментариев, чтобы не мешать дальнейшему процессу воображения. На очень продвинутых стадиях анализа это может помочь, и активное воображение может использоваться анализантом вообще без участия аналитика. Я думаю, что активное воображение полезно практиковать во время сессий. Если необходимо, аналитик может взять на себя управление Эго, задать модель. Это часто помогает, когда необходимо отразить трудные жизненные ситуации. Например, так я поступила в первой виньетке (пример с судьей). Записанное активное воображение теряет большую часть своей жизненной силы. Активное воображение внутри аналитического процесса может переживаться как творчество, которое развивается внутри аналитической пары и придает процессу определенную глубину, потому что проработка внутри символов может дать им оживляющую силу.

Активное воображение требует практики воображения в самом широком смысле. В течение постоянной практики активное воображение не теряет своей автономии и свободы. Наоборот, тренировка в создании максимально живой внутренней картинки с использованием всех модальностей и аспектов наших чувств, разработка стратегий взаимодействия с трудными ситуациями обеспечивает внутренним образам последовательное раскрытие. Мы не должны пытаться сознательно исправлять внутренние образы или управлять ими, и мы можем рассчитывать, что процесс воображения не захватит нас, мы можем работать с ним и его прорабатывать. Кроме того, нуминозный опыт, который иногда переживается в этом воображении, не искажается, если мы практикуем его постоянно. Даже в самых первых попытках активного воображения мы уже можем найти содержания, ведущие в самые глубины нашей души, но гораздо чаще мы встречаемся в этой практике с ежедневными проблемами и эпизодами комплекса. Важно принимать именно эти текущие содержания воображения, потому что именно в них заключены доступные прямо сейчас ресурсы.

Я думаю, что активное воображение – важнейшая часть заботы о себе, которая делает нас по-настоящему живыми.